Наталья Дулина: «Когда смотрю на беларусов, думаю, как хорошо, что мы не сошли с ума и понимаем, как не надо»

Преподавательница, бывшая доцентка кафедры итальянского языка МГЛУ Наталья Дулина провела в неволе больше 2,5 лет — по мнению лукашенковских прокуроров и судей, лучшая итальянистка страны «организовывала действия, грубо нарушающие общественный порядок», а в довесок «содействовала экстремистской деятельности».

Наталья была освобождена с группой политзаключенных 21 июня 2025 года после визита в Минск спецпосланника США Кита Келлога. Беларуска признается: до сих пор сложно привести в порядок мысли и осознать себя в новых условиях, но есть большое желание, даже потребность рассказывать о происходящем в местах лишения свободы.

«Мы все были «экстремистками»

— В СИЗО и в колонии очень чувствуется недостаток личного пространства, — говорит бывшая политзаключенная. — Это очень концентрированное ощущение. Еще одно, что ты чувствуешь там постоянно — это шум.

Особенно в женском коллективе, с повышенной эмоциональностью, гораздо более сложными и запутанными, чем в мужском сообществе, отношениями. Многие заключенные выполняли «заказы» администрации, чтобы, так скажем, убедить в чем-то других — если нужно было подставить. Но на это накладывались еще и личные чувства: зависть, или, наоборот, восхищение.

Администрации колонии, добавляет Наталья, проще выравнивать этот эмоциональный фон и поддерживать порядок привычными жестокими методами, вызывая страх и страдания, чем привлекать каких-то там психологов.

Она вспоминает клетку на территории ИК-4 (о ней не раз рассказывали другие экс-политзаключенные): туда помещали не только «политических», но и других заключенных, в назидание остальным.

Например, за то, что не услышали объявление по плохо работающему громкоговорителю и разошлись раньше сигнала. Жара, холод, дождь — никакие погодные условия не отменяют и не смягчают этого наказания.

— Я для себя решила, и может, даже жаль, что не пришлось это осуществить — если меня туда отправят, <добровольно> не пойду, — очень твердо говорит Наталья. — Я не животное, я не совершила ничего опасного для общества, чтобы помещать меня в клетку.

Слово «политическая» в колонии очень-очень редко звучит — мы все были «экстремистками», то есть, состояли на учете как «лица, склонные к экстремистской и иной деструктивной деятельности». И нередко, когда требовалось сделать, извините, гадость политзаключенной, находились те, кто провоцировал на нарушения.

Что является нарушением — вообще отдельная история. Такое зазеркалье, как у Оруэлла: любовь — это ненависть, мир — это война, свобода — это рабство. Если ты, например, угостила конфетой девочку или даже она попросила у тебя ручку и вернула — ты можешь получить наказание, этого нельзя.

«То, что я проговариваю пережитое, помогает мне самой»

Удивительно, что даже в таких условиях Наталья сохраняла чувство юмора и присылала друзьям в письмах комиксы с котиками: кошачий цирк, кино, кошачий городок, зажигательные кошачьи танцы.

— А если бы рисовали сегодняшнюю Беларусь как часть комикса, то с каким сюжетом?

— Ой… Я думаю, что еще это сделаю. Приходят идеи, много тем, и в один момент — вспышка — вот оно. Так что нужно просто собраться с мыслями, а пока не до этого.

Сейчас такая волна, вихрь всяких контактов. Вчера к десяти вечера почти потеряла голос от разговоров с журналистами, но делаю это с большим удовольствием, потому что понимаю: это нужно.

— Вы говорили про постоянный шум в колонии, про то, что сейчас еще сложно собраться с мыслями. Больше хочется общения или тишины?

— Одновременно и того, и того. Хочется и побыть в тишине, но и поговорить тоже. Для меня это очень терапевтично, из эгоистических соображений: то, что проговариваю пережитое, помогает мне самой.

— В неволе доступ к информации очень ограничен, и сложно понять, что происходит на воле, поэтому многие политзаключенные после освобождения поражаются, как изменилась Беларусь. А по вашим впечатлениям из новостей, разговоров с людьми — как изменилась атмосфера и беларусы за 2,5 года?

—  В Беларуси-то я почти и не была, только в мешке по дороге к границе, — грустно улыбается Наталья. — Но то, что я увидела уже здесь в Вильнюсе, встречаясь с беларусами — у меня такое впечатление, что ничего не изменилось. То же ощущение реальности, те же требования от противной стороны, то же отношение к несправедливости.

Я как будто попала в безвременье, в какую-то яму, а теперь вернулась.

Хотя в атмосфере ощущается и запах опыта. А что такое опыт, сын ошибок трудных — метафорически, у нас прибавилось морщинок, беларусы пережили какие-то разочарования, а в чем-то, наоборот, вдохновились и поняли, что все нужно делать именно так, несмотря ни на что.

Может быть, есть оттенок наивности — в хорошем смысле. В том, что человек должен считать, что он человек и у него есть права, что мы — люди, а не стая. И когда я смотрю на беларусов в таком плане, с одной стороны, думаю: лапочки вы мои наивные, а с другой — как хорошо, что мы не сошли с ума и понимаем, как не надо.