Дневник войны, глава 252. «В напитке, горьком, как наша реальность, чувствуется отголосок бунта Камю»

Четвертая военная весна в Кривом Роге. Город, где гул промышленности сливается с тревожным завыванием сирен, стал ареной не только физического выживания, но и глубокой экзистенциальной борьбы. Глядя на эту непокоренную жизнь, невольно вспоминаешь философские трактаты о человеческой стойкости перед лицом абсурда.

Иду по улицам, знакомым до боли. Вот тот самый магазин, где мы когда-то покупали мороженое после школы. Теперь витрина наглухо забита фанерой – память о прилете.

Но двери открыты, пахнет свежим хлебом. Женщина за прилавком, с морщинками усталости возле глаз, улыбается сквозь боль. «Живем», – говорит она тихо, и в этом «живем» – целая симфония несокрушимости.

Иду по улице, где когда-то царила обыденность. Теперь каждый поврежденный фасад – молчаливый свидетель хрупкости существования, напоминание о том, что мир может измениться вмиг.

Но вот открываются двери кафе, откуда доносится аромат свежего кофе – маленький акт сопротивления хаосу, стремление сохранить хотя бы иллюзию нормальности. В этом напитке, горьком, как наша реальность, чувствуется отголосок бунта Камю – сознательный выбор жизни вопреки осознанию ее абсурдности.

На детской площадке, где когда-то звучал беззаботный смех, теперь играют дети, чьи глаза видели слишком много. Они строят крепости из песка. В их игре – отражение взрослого мира, метафора человеческой способности к творчеству и надежде даже в самые тяжелые времена.

Они, словно сизифы, ежедневно возводят свои замки, зная об их непрочности, но не теряя веры в сам процесс созидания. В этом – отражение идей экзистенциализма о важности самоопределения и поиска смысла в бессмысленном мире.

Вечер спускается на город, окутывая его тревожной тишиной. В парке, где когда-то влюбленные шептали нежные слова, теперь слышно лишь завывание ветра. Но на скамейках сидят люди – одинокие фигуры в темноте, каждый со своими мыслями, своими потерями, своей надеждой. Они смотрят на закат, багряный, как запеченная кровь, и в этом молчании – общая боль.

Они, как герои Беккета, оказались в состоянии ожидания неизвестно чего, но их молчаливое присутствие рядом – это свидетельство человеческой солидарности, потребности в связи даже во времена изоляции.

В этом чувствуется отголосок идей о сообществе как островке стабильности в бурном море бытия.

Война, словно лакмусовая бумажка, проявила истинную природу человека. Одни поддались отчаянию, другие же, напротив, открыли в себе неисчерпаемые резервы силы и сострадания.

Волонтеры, эти современные альтруисты, ежедневно рискуют, помогая другим, руководствуясь не внешним принуждением, а внутренним императивом добра.

В их самоотверженности – воплощение кантовского категорического императива, нравственного закона, управляющего поступками даже в самых сложных обстоятельствах.

Смотрю на Кривой Рог, город, ставший символом стойкости. Его израненные здания – это раны на теле страны, но в то же время – знаки несгибаемости духа.

Мы, его жители, живем по принципу «быть, а не сдаваться», перефразируя известное выражение. Каждый прожитый день, каждая сохраненная улыбка – это наша маленькая победа над тьмой.

И в этом майском воздухе, насыщенном запахом весны и горьким привкусом войны, чувствуется непреодолимое стремление к жизни, к свету, к будущему, свободному от теней прошлого. Наша экзистенция здесь и сейчас – это и есть наш самый главный философский трактат о концепции выживания.